|
|
| ::
|
Я заявила им, что собираюсь быть в Академии на следующий день и что, ежели им понадобится сообщить о своих нуждах или делах, я прошу их прийти ко мне в удобный для них час и что они могут входить в мой кабинет, не дожидаясь, когда позовут, и без доклада. Вечером я занялась чтением отчетов, кои были мне представлены; я старалась получить подробное представление о том лабиринте, в который мне предстояло вступить, нисколько не сомневаясь в том, что малейший промах на этом пути тотчас же даст повод к разговорам. Я попыталась также не забыть имена главных хранителей или начальствовавших над отделениями и уже на следующий день, прежде чем отправиться в Академию, сделала визит великому Эйлеру. Называю его великим, поелику он бесспорно является величайшим геометром и математиком нашего времени; кроме того он был знаком с другими науками, был трудолюбив и с тех пор, как потерял зрение, не прекращал заниматься исследованиями и делать открытия. Он диктовал свои сочинения г-ну Фуссу, женатому на его внучке,4 оставив после себя материалы, на несколько лет обогатившие "Комментарии", которые издавались Академией. Эйлер давно уже не ездил в Академию, будучи недовольным, как и все прочие его коллеги; он не вмешивался более ни во что, за исключением тех случаев, когда Домашнев измышлял какие-нибудь особливо вредоносные прожекты: тогда он присоединялся к остальным членам Академии, подписывал протестации, а порою даже писал прямо ее величеству. Я явилась к Эйлеру того ради, чтобы просить его поехать со мной, по крайней мере на этот раз, в Академию, обещая на будущее не причинять ему неудобства таковой необходимостью как личное присутствие в ученой конференции, но мне хотелось, чтобы на первое заселение моего директорства я была введена именно им. Кажется, он был польщен тем высоким уважением, каковое ему было выказано с моей стороны. Мы были знакомы с ним еще с давних пор, и беру на себя смелость утверждать, что, будучи совсем еще молодой, лет за пятнадцать до моего директорства, пользовалась его уважением.
Он сел в мою карету; я пригласила его сына, непременного секретаря академической конференции, и г-на Фусса, внука почтенного старца, также сесть вместе с нами для сопровождения достославного слепого ученого. Войдя в залу заседаний, я сказала собравшимся там профессорам и адъюнктам, что, поелику не являюсь сведущей в науках, но ради того, чтоб засвидетельствовать свое уважение к учености и просвещению, не могла найти иного, более торжественного способа доказать это, нежели как просить г-на Эйлера ввести меня в Академию. Пока, прежде чем усесться на свое место, я произносила эти немногие слова, я заметила, что г-н Штелин, профессор аллегории, но в ранге действительного статского советника, {Он был пожалован этим чином и рангом при Петре III, и в самом деле можно сказать, что как его ученые познания, так и сам он были не чем иным, как простой аллегорией.} каковой соответствовал чину генерал-майора, занял свое место возле директорского кресла и, сообразно с этим, хотел, согласно с этим рангом, который был пожалован ему Бог знает за что, играть роль первого после меня среди членов Академии.
|
|
|
|
|