|
|
| ::
|
Спокойной и довольной я становилась только тогда, когда погружалась в чтение, занятия музыкой доставляли мне развлечение и трогали меня, но за пределами моей комнаты меня охватывала грусть; порою за чтением я просиживала ночи напролет, что в соединении с расположением духа, в коем я пребывала тогда, придавало мне болезненный вид, беспокоивший почтенного моего дядюшку и даже импер[атрицу] Елизавету. Она повелела своему лейб-медику Бургаву15 позаботиться обо мне, и тот делал это с неизменным усердием. После внимательного осмотра и исследования того, в чем заранее усматривали род изнурительной болезни, врач объявил, что мое физическое состояние столь безупречно, как можно только пожелать, но, очевидно, меня терзает страдание душевного свойства, и сие отражается на моей наружности. Поэтому меня забросали несметным числом вопросов; большинство их, однако, не было порождено ни движением души, ни участием, коих я ожидала. Посему никто не мог добиться от меня искреннего признания, в чем можно было б усмотреть, впрочем, одну только гордыню, уязвленную чувствительность и самонадеянное решение добиться всего, обходясь собственными силами: сделай я такое признание, его, пожалуй, сочли бы за упрек. Таким образом, я и решила не признаваться в том, что целиком меня захватило. Свой болезненный вид я объяснила единственной причиной, а именно расстроенными нервами и головными болями. Между тем мой ум становился рассудительным, и когда спустя год я перечитала "Об уме" Гельвеция,16 мне подумалось, что, ежели б не было у этой книги второго тома, лучшим образом приспособленного к представлениям большинства людей, и если б умозаключения ее не были приноровлены к существующему положению вещей и состоянию человеческого разума, как то свойственно великому множеству из рода человеческого, то это сочинение способно было б смутить согласие или порвать цепь, связующую части (пусть даже меж собою и различные), кои образуют и составляют гражданское общество. Привожу здесь сие соображение, поелику впоследствии времени оное доставляло мне истинное удовольствие.
Любимец императрицы Елизаветы г-н Шувалов17 почитал себя за мецената и выписывал из Франции все издававшиеся там книги. Того ради, чтоб распространялась о нем добрая молва, Шувалов оказывал особливое внимание иностранцам, и от них-то он и узнал о моем страстном увлечении книгами; были ему переданы также и некоторые из высказанных мною собственных размышлений, после чего он сам предложил мне быть моим библиотекарем и снабжать меня всеми литературными новинками. Любезность сия уже тогда пришлась мне по сердцу, но особливо на следующий год, когда я вышла замуж, и мы переехали в Москву, где в то время у книгопродавцев попадались одни только уже известные мне книги, большинство из которых имелось в небольшой моей библиотеке, составлявшей 900 томов. В тот год я приобрела Энциклопедию18 и словарь Морери.19 Никогда и самые изящные драгоценности не доставляли мне толико удовольствия; посему все мои карманные деньги употребляемы были на одну только покупку книг.
|
|
|
|
|