|
|
| ::
|
Такое беспримерное поручение женщине начальства над ученым учреждением могло конечно прийти на мысль только монархине, сознававшей в своем величии, что сила ума и энергия характера не всегда зависят от разности пола.
Чрез несколько дней, после представления императрице и ознакомления с делами ученого учреждения, княгиня посетила знаменитейшего члена его, математика Эйлера, благороднейшего старца, который, несмотря на то что его отечеством была Германия, умел ценить и выдвигать русских ученых. По словам княгини Дашковой, сила его духа и постоянная деятельность так были необыкновенны, что он, даже потеряв зрение, вовсе не ослабил своих умственных трудов. "Я просила его, -- говорит она, -- не оставлять меня в то утро, чтоб мне при первом вступлении моем в должность иметь опору в его присутствии. Приехав с ним в Академию и заняв после краткого приветствия свое место, я увидела, что г. Штелин, профессор аллегории, как его звали, сел на кресло рядом с директорским. Этот человек, которого ученость, может быть, согласовалась с его наименованием, получил это необыкновенное титло при Петре III. Гордясь чином статского советника, он полагал, что этот чин дает ему право первенства между академиками. Поэтому я, обратясь к Эйлеру, сказала: "Сядьте где вам угодно; какое место вы ни займете, ваше место будет первым".
Генерал-прокурор кн. Вяземский, -- продолжает княгиня,-- испрашивал высочайшего разрешения, нужно ли привести меня к присяге. "Непременно, -- отвечала императрица, -- ведь я не секретно назначила кн. Дашкову директором Академии, и хотя я конечно не имею надобности в новом подтверждении ее верности мне и Отечеству, но обряд этот будет тем для меня приятен, что придаст ее определению всю ту гласность и торжественность, какой я желаю в этом случае"". В своих записках княгиня подробно описывает, как она вследствие того явилась в Сенат и как исполнена была эта высочайшая воля.
Деятельность Дашковой по Академии наук вполне оправдала доверие императрицы. Она ревниво оберегала достоинство ученой корпорации и требовала строгой разборчивости в выборе членов как действительных, так и почетных. Несмотря, однако ж, на такую осмотрительность и на такт, обнаруженный ею в сношениях с академиками, ей пришлось выдержать в академической среде несколько столкновений, весьма чувствительных для ее самолюбия. Редко проявлялись у ней вспышки самоуправства. Между прочим, она ссорилась с знаменитым естествоиспытателем и путешественником Далласом, который был вхож ко двору и участвовал в издании сравнительного словаря Екатерины.5 Дашкова насмешливо говорила об этом словаре, называя его компиляцией Палласа, который, по ее словам, желая польстить литературному самолюбию Екатерины, истратил огромные суммы на издание своей компиляции и на рассылку гонцов в отдаленные края, чтобы поймать на лету несколько слов на разных языках.
Уменье Дашковой распоряжаться материальными средствами Академии видно из того, что она сберегла более полумиллиона академических сумм и уплатила лежавшие на Академии долги.
|
|
|
|
|